Молдова: от гражданского конфликта к проевропейскому президенту

Два лица

— Когда сталкиваешься с рассуждениями о Молдове, то часто встречаешь такие сочетания, как «противоречивое самосознание». Молдаване, по словам одного английского исследователя, — «самая искусственная из советских наций». Но многие страны оформили свою независимость именно при большевиках. О чем идет речь?

Когда в 1991 году Молдова провозгласила независимость, она осталась в тех границах, которые были определены во время Советского Союза. Движение за независимость и отделение от СССР было очень романтическим. Самый популярный лозунг в конце 80-х — «Язык и алфавит!». Дело в том, что официальный статус румынского языка не признавался при Советском Союзе, для письма использовали кириллицу. Протестное движение требовало вернуть язык к латинскому написанию и придать румынскому языку официальный статус. В начале 90-х в школы вернули румынский язык и другую, несоветскую интерпретацию истории. Это стало праздником для одних и большим ударом для русскоязычной части населения, которая внезапно осознала, что их язык больше не является официальным и правительство поддерживает совсем не ту версию истории, которая продвигалась во времена Советского Союза. Другой исток “противоречивости самосознания” — конфликты между русскоговорящими и румыноговорящими.

Сегодня примерно 30% населения считает, что мы — румыны, наш язык — румынский, и мы должны быть в одном пространстве с Румынией, в идеале — как одно государство. А еще часть — 20-30% — считает, что язык действительно румынский, но время нахождения в составе Российской империи и Советского Союза привело к изменениям в структуре сознания и в государственных традициях, поэтому Молдова должна создавать собственную «гражданскую нацию». И еще часть людей колеблется в сторону советского прошлого: они считают — частично из-за ностальгии, частично как следствие российской пропаганды — что мы должны вернуться в орбиту России, вступить в Таможенный союз, и никакая Европа нам не нужна.

Кроме того, когда провозглашали независимость, Приднестровье автоматически стало частью нового молдавского государства. На этой территории находилось большое количество промышленных предприятий, и его население было очень просоветским, выступало за сохранение советских традиций, русского языка. Страх, что часть территории между Прутом и Днестром присоединится к Румынии, послужил началом войны в 1992 году*. Россия поддерживала Приднестровье, так же, как сейчас происходит на Донбассе, и в итоге оно смогло обрести формальную независимость. Конфликт в Приднестровье использовался как рычаг давления, из-за которого Молдова не сблизилась с Румынией.

*Война в Приднестровье — наиболее «горячая» фаза Приднестровского конфликта: военные действия на осколках распавшегося в декабре 1991 года Советского Союза со 2 марта по 1 августа 1992 года.

Язык твой — враг мой?

— С беларусской точки зрения понятно национальное движение 90-х, но у нас, к сожалению, результат оказался противоположным. Процесс и результат русификации в Молдове был таким же, как в других советских республиках?

Очень сильный процесс русификации шел и в эпоху Российской империи, и в период Советского Союза. Пытались создавать молдавскую идентичность и молдавский язык — по сути, искусственный язык, взяв за основу говор Приднестровья. В румынском языке есть четыре диалекта (один северодунайский и три южнодунайских), и говоры Молдовы и Приднестровья — часть северодунайского диалекта румынского языка. Человек из Приднестровья сможет без труда общаться с человеком, например, из Трансильвании, языкового барьера не будет, так как это даже не разные диалекты, а разные наречия одного языка.

Советские лингвисты из Молдовы пытались создавать новые слова либо на почве румынского языка, используя искусственные формы как, например, румынский аналог сочетания «горлозавязка» вместо слова «галстук», «рукопротиратель» вместо слова «полотенце», или предлагая русизмы («холодильник», «паровоз») для обозначения новых явлений и предметов. Это была попытка советской власти создать молдавскую идентичность через язык, но она потерпела крах. В 50-х годах этот искусственный язык уже никто не воспринимал, поэтому власти сдали назад. Мол, молдавский язык есть, очень похож на румынский, но все-таки как-то отличается.

Есть определенный пласт населения, обычно это этнические русские, которые и сегодня считают, что молдавский язык отличается от румынского, но сами на нем не говорят. Те люди, которые ориентируются на Москву, говорят о молдавском языке как о части молдавской идентичности, но тот язык, на котором они реально разговаривают, — это тот же язык, на котором говорят в Бухаресте. Был, например, один известный политик, которому принадлежит известная фраза: «С филологической точки зрения, язык румынский, а с политической — молдавский».

— Почему провалилась русификация в Молдове, а в Беларуси все завершилось успешно для большевиков?

Во время Российской империи большинство молдаван были сельским населением, и они не поддавались русификации во многом из-за своей инертности и традиционного образа жизни. После этого, с 1918 до 1940-х годов, когда Бессарабия была частью Румынии, были попытки создать общее пространство. Люди часто переезжали из одной части Румынии в другую.

Многие бессарабцы уехали жить, работать или учиться в другие части страны, из других регионов Румынии в Бессарабию приезжали государственные служащие. Из-за этой миграции общество смешивалось, становилось более сплоченным. Это не очень помогало русификации. А позднейшая, советская, русификация была более прагматичной: русский язык нужен был для того, чтобы подняться по социальной лестнице.

— Многие исследователи проводят прямую параллель с русифицированностью сегодняшнего беларусского общества и сталинскими репрессиями. В ночь с 29 на 30 октября в предместье Минска сталинские власти расстреляли более 100 выдающихся деятелей культуры и искусства, национального возрождения. И это лишь один из многих трагичных эпизодов «нормализации» Беларуси…

Подобное было в Приднестровье в те же годы, что и в Беларуси. Даже сама политика была схожей: сперва так называемая коренизация*, а после деятелей культуры расстреливали. Приднестровье сейчас русифицировано не меньше, чем Беларусь. Молдова включилась в советский процесс чуть позже, после Второй мировой, поэтому все происходило иначе. Партийная верхушка была русскоязычная, не из коренного населения. Были массовые расстрелы в 1940-м, была депортация деятелей культуры и антисоветски настроенных граждан, но чуть менее кроваво, чем во времена сталинских репрессий. Нам в каком-то смысле повезло: годы великого террора прошлись по Приднестровью, а не по всей территории Молдовы. Если бы нас затронуло в той же степени, что и Беларусь, думаю, языковая ситуация была бы аналогичной.

* Коренизация — политическая и культурная кампания советской власти в национальном вопросе в 1920-е и в начале 1930-х годов, призванная сгладить противоречия между центральной властью и коренным населением национальных республик СССР. Для этой цели власти продвигали на руководящие должности представителей местных национальностей, создавали национально-территориальные автономии, внедряли языки национальных меньшинств в делопроизводство и образование, поощряли издание СМИ на местных языках. В Беларуси более известна под названием политики беларуссизации.

— В Беларуси есть свой специфический конфликт: небольшая часть населения выступает за интеграцию с Россией. Всероссийский центр изучения общественного мнения (ВЦИОМ) в октябре озвучил цифру в 25%. Но Россия сама стремится окончательно затянуть Беларусь в свою геополитическую орбиту. Также она не против укрепить свое влияние и в Молдове: сегодня в парламенте Молдовы 32 мандата из 101 взял Избирательный блок коммунистов и социалистов, которые традиционно выступают за сближение с Россией. А есть ли подобные тенденции в Румынии? Она тоже смотрит на Молдову как на свою потерянную часть?

Отношение Румынии к Молдове в принципе можно сравнить с тем, как сегодня Польша и Литва относятся к Беларуси. Но в то же время, есть более глубокое понимание нашей общности. При этом политики, которые говорят о присоединении Молдовы к Румынии, — в основном популисты. Они используют ностальгию и некоторую чувствительность к Румынии части молдавского электората и чувствительность к Молдове части румынского электората. С начала 90-х Румыния дала очень много возможностей для жителей Молдовы, и продолжает это делать и сейчас, являясь «адвокатом» Молдовы при ЕС. Это и возможность обучения, и экономическая поддержка, и двойное гражданство. Около 700 тысяч жителей Молдовы имеют румынское гражданство. Очень много моих друзей уже эмигрировали в Румынию. Поэтому если и говорить об интеграции, то она выражается скорее в поддержке, нежели в желании поглотить страну как таковую. Мне кажется, Румыния осознает те проблемы, которые неизбежно возникли бы, если Молдова стала бы ее частью — пока же мы являемся буферной зоной между Европой и славянским миром, и это, кажется, удобно почти всем.

(Раз)очарование большой политики

— План большевиков в Молдове, очевидно, шел не так гладко, как им хотелось бы. Как же получилось, что до недавнего времени коммунисты и социалисты имели серьезный вес в политике суверенной Молдовы?

Это влияние тех людей, которые тяготеют к России и советскому прошлому. Можно сказать, что и у коммунистов, и у социалистов очень дисциплинированный электорат. Граждане, которые симпатизируют этим силам, в большинстве своем принимают участие в выборах. И хорошо, если половина людей с другими предпочтениями ходят голосовать. Поэтому в начале 2000-х эти политические силы были у власти.

— В Беларуси люди просто не верят в честные выборы, лишь в 2020 году появилась надежда на то, что власть можно сменить электорально. А почему выборы не интересуют жителей вашей страны?

Выборы в Молдове проходят демократично с начала 90-х, не было выявлено существенных фальсификаций. Скорее, речь идет о политической апатии из-за коррупции политиков и невыполненных обещаний, ощущения того, что политики врут. Один за одним, политические лидеры становились очень большим разочарованием. Сейчас Майя Санду стала президентом. Теперь, мне кажется, она будет следующим политиком, в котором Молдова будет разочаровываться. Потому что это паттерн: есть какая-то фигура, которой выдается кредит доверия, а когда она начинает действовать каким-либо образом, который не удовлетворяет часть электората, сразу же слышатся возгласы: «Она нас предала!» Оправдать это доверие в принципе невозможно.

То, как общество выдает кредит доверия, то, что оно воспринимает каждую новую политическую фигуру, партию как своего рода спасителя, бьет очень сильным разочарованием уже через месяц или два после выборов. Я уже встречал людей, которые клянутся, что не проголосуют больше за Санду из-за ее позиции в «газовой войне» с Россией*. Разочарование этой части электората возникает из идеализации того, что может делать политик. Люди исходят или из советского прошлого, или из собственных желаний, а поэтому думают, что политик может завтра же решить все проблемы страны. И если этого не происходит, он воспринимается как предатель. Кредит ожиданий очень высокий и очень нереалистичный.

* В октябре 2021 года между Молдовой и Россией разгорелся конфликт вокруг российских поставок газа. Российский государственный концерн «Газпром» не стал продлевать контракт на поставку топлива, настаивая на принятии новых условий. Аналитики связывают это желание со сменой власти в Молдове — в 2021 году на выборах победила проевропейская политик Майя Санду. Она сменила на посту президента Игоря Додона, который старался держать Молдову в зоне российского влияния.

Приднестровизация Беларуси

— Беларусские аналитики говорят о том, что перед страной есть реальная угроза приднестровизации — страна может стать формальной частью России, серой зоной для действия коррупционных схем. Как вы оцениваете подобные риски?

Я могу оценить ситуацию в Беларуси только исходя из слов моих знакомых и из новостей, но мне кажется, это не так уж и невероятно. Я единственный раз был в Беларуси, наверное, в 2014 году. То, каким я увидел Минск, какие испытывал там ощущения, заставило провести параллели с Приднестровьем. Культ чистоты, ностальгия по советскому прошлому, даже тогда уже тотальный контроль — это показатель того, что все идет по одному пути с Приднестровьем.

— В России и Украине Александр Лукашенко долгое время был самым популярным иностранным политиком. В Молдове есть часть общества, которая симпатизирует Лукашенко?

Те, кто поддерживают бывшего президента Игоря Додона и симпатизируют Путину, считают и Лукашенко стоящим политиком. Они все воспринимаются как часть одного общего пространства. Как схожие личности.

— Если уж мы заговорили про похожих личностей, то почему в Молдове не случилось своего диктатора?

После распада Советского союза первым президентом Республики Молдова стал Мирча Снегур. Он пришел к власти на волне романтических протестов. Он не пользовался доверием большой части коммунистического парламента. Второй президент Молдовы Петр Лучинский — как раз выходец из комсомольско-партийной среды. И вот после него у нас был свой собственный диктатор — Владимир Воронин. Он мог бы стать фигурой, схожей с Лукашенко. И то, как он ушел из власти в 2009 году, тоже напоминает Беларусь. Это было после протестов. У нас протесты длились три дня, и после того как силовики начали бить, арестовывать, применять насилие к людям, гражданские выступления просто исчезли с улиц. Но у оппозиционных политиков был очень хороший посыл — они просили людей быть осторожными, уходить домой и избегать любых действий, которые подвергли бы их опасности. «Мы в ответе за все, мы все сможем», — говори они. И они смогли. Свергли Воронина. Они были коррумпированы, да, у них были свои собственные проблемы, но они смогли в парламенте создать оппозицию, чтобы у коммунистов не было шанса переизбраться. У нас в то время президент избирался парламентом, и не хватило одного голоса для нового срока.

— Вы следили за тем, что происходило в Беларуси в августе 2020 года?

Проевропейская часть общества с огромным энтузиазмом следила за событиями в Беларуси. Это была искренняя поддержка. А в официальных медиа это проходило пунктиром. Тогда у власти был президент Додон, друг Лукашенко.

Думаю, если не будет войны, то через 10—20 лет и у нас, и у вас будет очень развитый, вполне европейский регион. Если будет война, может случится второй железный занавес. Нельзя отрицать, что может вспыхнуть такая же война, как на востоке Украины — и тогда, к сожалению, ситуация продлится еще лет на 50.

Декабрь 2021