Редактор на войне

— Думали ли вы раньше, что однажды придется воевать? Насколько большой неожиданностью для вас стало то, что Россия напала на Украину, насколько сильно война контрастирует с вашей киевской мирной жизнью?

Как и все, я, конечно, пытался отогнать мысли о реальности войны, когда в западных медиа пошли сообщения американской разведки о возможном нападении России на Украину. Мы искали аргументы, почему этого не случится, но в конце января, когда российская пропагандистская машина включилась в оправдание будущей войны, стало уже понятно, что она, скорее всего, неизбежна. И тогда да, я стал говорить друзьям, что надо готовиться к войне, и сам принял для себя решение, что буду в ней участвовать. Естественно, на стороне Украины.

У меня есть друг, немецкий журналист, и он, думая, что я не прочитаю его статью на немецком, в тексте о начале войны написал обо мне. Он не указывал имени, но я узнал себя — он назвал меня настоящим киевским хипстером. Я, конечно, никакой не хипстер на самом деле, но и далеко не боец: никогда вообще не держал огнестрельное оружие в руках, никогда не стрелял из него до своего 41 года, когда попал в Вооруженные силы Украины. И, конечно, моя жизнь редактора, копирайтера, спичрайтера очень сильно отличалась от той обстановки, в которой я сейчас оказался.

— Как вы попали сначала в тероборону, потом в ряды Вооруженных сил, вообще, у мужчины в Украине сегодня есть выбор?

Конечно, я здесь по своему собственному выбору. Было много моментов, когда я мог отказаться и в результате не попасть в армию. Но все случилось таким образом, что в первый день войны я вместе с друзьями довез свою семью до украинской границы, вернулся во Львов, и там меня подобрал по дороге в Киев мой шапочный знакомый, мы вместе поехали в Киев, он онкохирург с опытом работы в АТО, и вместе с ним я попал сначала в тероборону, а потом мы из теробороны практически целым подразделением перевелись в Вооруженные силы, в армию, в механизированную бригаду.
‍
Этого друга-хирурга зовут Валера, и без него, скорее всего, я бы не очутился здесь. У меня нет военного билета, нет военного опыта, я не служил срочку, у меня нет полезной военной специальности, и можно сказать, что я в принципе шел к ним с ним «в комплекте». Да, сейчас у очень многих мужчин есть выбор, в том смысле, что ты даже если захочешь, тебя в военкомате могут отправить домой. Нужны люди с определенными качествами и определенных специальностей, имеющие опыт, повторю. И большинство может оставаться дома до конца войны, если она не сильно затянется.

— Какие перемены в обществе и в самом себе вы заметили с начала агрессии, после Бучи, Ирпеня, Мариуполя?

С начала войны я фактически нахожусь в одной группе, большой группе людей, сначала в теробороне, потом в армии, и не скажу, что я знаю армию или знаю украинское общество, или могу сказать, как оно поменялось. У меня был отгул во Львове, и это было впечатляюще именно в том смысле, что город выглядел совершенно мирным, все заведения открыты, набиты нарядными людьми, атмосфера достаточно праздничная, я бы даже сказал. Поэтому возможно, что изменения, связанные с войной, в украинском обществе не так велики, не так радикальны, как может показаться. Вернее, мне во Львове показалось, что изменилось очень немногое.

— Почему, как считаете, российскую армию не останавливает ни правда (на месте ведь понятно, что никаких нацистов, русофобов в Украине нет), ни совместное прошлое, ни легенда про славянских братьев, ни элементарная гуманность?

Почему российская армия не отказывается исполнять приказ напасть на Украину? Ну, потому что армия — это организация, заточенная, задроченная на исполнение приказов, и в любой армии мира смелость отказаться от исполнения приказа найдут в себе очень немногие солдаты и офицеры. Добавьте в России многолетнюю идеологическую накачку, очень сильный репрессивный аппарат, и в результате меня вообще не удивляет, что они готовы воевать против нас, готовы нас убивать. Точно так же они бы воевали против Монголии, Латвии, Коста Рики — любой страны мира. Это механизм, и ты в нем шестеренка, и они шестеренки, гораздо более мелкие, чем солдаты украинской армии, которая все таки более демократичная, наверное.

— С какими сложностями вам приходится сталкиваться в армии, чему вы научились, что усвоили за это время?

Ну, я человек свободной профессии, в последние годы привыкший к свободному графику, поэтому понятно, что в армии мне неудобно, некомфортно, иногда тяжело. Здесь много ритуалов, которые кажутся бессмысленными мирному человеку (может быть, даже и являются бессмысленными). Здесь много болеют, из-за скученности. Кашляют абсолютно все, очень много, я так предполагаю, ковида, много пневмонии, ангин. Много скуки, тоски по дому…

‍Благодаря своему другу Валерию, хирургу, я попал в группу, которая занимается обучением тактической медицине. Сначала мы обучали служащих киевского ТРО, сейчас обучаем солдат и офицеров механизированной бригады ЗСУ. Моя специализация, которую я получил, занимаясь с западными инструкторами, читая пособия, смотря видео, все, что смог найти в гугле, — это эвакуация раненых. Я веду занятия по тактике эвакуации раненых: как вытянуть раненого с поля боя в укрытие, как нести его из укрытия в медпункт на основной позиции или в эвакуационный транспорт. Сейчас вот этим занимаюсь и думаю, что буду какое-то время продолжать этим заниматься, потому что это довольно экзотическое знание здесь, многим полезное.

— Какое настроение у солдат?

Мне очень сложно говорить о настроении солдат вообще, потому что я вижу вокруг себя только очень небольшую часть нашей бригады. Но здесь нет эйфории, как мне кажется, нет какого-то шапкозакидательства, нет даже всплеска патриотизма, «будем рвать москалей», вот этого всего. Средний украинский солдат — это дядька 45-50 лет, из села или небольшого городка. Все хотят домой, все готовы выполнить свой долг, свою военную работу. Но все немножко уставшие, или сильно уставшие, немножко или сильно больные. Все хотят домой, закончить эту е*аную войну, победить, конечно — конечно победить, не сдаться, а победить — и вернуться домой. Вот такое настроение.

— Как выглядит ваш типичный день сегодня?

Мой обычный день начинается с построения в 8 утра, где мы выслушиваем нашего командира медицинской бригады — нашего непосредственного командира, его ценные указания на день. Потом у нас часов пять занятий, мы выезжаем на полигон к какому-то подразделению, или подразделение приезжает к нам на базу, где мы занимаемся с ними тактической медициной. Потом из-за нашего особого инструкторского положения мы можем отдыхать. В 9 часов снова построение, и я стараюсь побыстрее после этого лечь спать. Люблю спать и коплю энергию, пока мы на полигоне, чтобы потом расходовать ее, когда мы окажемся на передовой.

— Расскажите об украинской армии. Вы писали, что она по-настоящему народная. Почему?

Из того, что я знаю о российской армии, большинство рядовых позиций занимают очень молодые призывники или контрактники, срочники, которым навязали контракты. Это люди 19-22 лет, а здесь, повторюсь, у нас украинская армия очень возрастная, срочников у нас нет в боевых частях. Люди до 26 лет, те, кто не прошли срочку, тоже не служат. Главный критерий отбора в военкомате — это наличие военного билета. Военный билет в основном имеют взрослые люди, часто — служившие еще в советской армии. Поэтому средний возраст в тех подразделениях, которые я видел, очень высокий — это 45, в некоторых может быть даже 50 лет. Представлены все регионы.

‍Я думаю, что сила украинской армии в ее разнообразии. Здесь люди очень многих профессий, разного опыта. Народность в том, что собраны все классы, все социальные страты, кто угодно, и это делает нас умнее, богаче по опыту. Что могу вспомнить? Онкохирурга, помощника замминистра, владельца грузовой авиакомпании, владельца миллионного youtube-канала о тюнинге машин, врача, девять лет работавшего в Чехии и приехавшего из Чехии, строителя-гастарбайтера. И вот я, редактор.

Это, наверное, одно из главных впечатлений от службы — сильно раздвигаются рамки общения. Люди, с которыми я бы никогда не столкнулся в обычной жизни или даже отказался бы от общения с некоторыми, потому что я немного сноб, ну, не знаю, по одежде, по речи. Здесь оказывается, что хорошие люди часто заключены в ту оболочку, которую ты раньше отвергал. Не знаю, как это еще сказать. Много хороших, интересных, умных, полезных для армии людей. Здесь можно полюбить людей, полюбить украинцев, украинский народ заново. Очень много интересных, сильных, красивых внутри персонажей. В этом смысле украинская армия народная, и народ у нас окей.

— Что в Украине, в вас, в отношениях между людьми и странами после войны уже никогда не будет прежним?

В армии все уверены, что война далека от своего завершения, что она продлится как минимум еще многие месяцы, до зимы точно. Боюсь даже загадывать. Поэтому мне очень сложно сказать, каким я буду после войны. И я даже боюсь загадывать, потому что такая штука, как война, вряд ли делает человека лучше. Наверное, я стану жестче, категоричнее. Стану ли я сильнее? Надеюсь, не уверен. Очень боюсь вернуться поломанным психологически. Дальше видно будет, не готов отвечать на этот вопрос. Вы мне все скажете, каким я вернусь. Сам я могу и не отследить изменений.

— Что делать людям, которые хотят помогать ЗСУ, Украине и приближать мир?

Да вы и так делаете много, я полностью снаряжен фактически за счет и с помощью своих друзей. В армии тебе, конечно же, выдадут основное снаряжение: форму, броник, каску, автомат. Но все, что делает твою службу комфортнее, а твое снаряжение удобнее, — это все получено мной от моих друзей и приятелей, знакомых, которым я безмерно благодарен. И вы можете продолжать заниматься этой же волонтерской работой по отношению к людям, которых вы лично знаете. Продолжайте писать «как ты?» в мессенджерах. Продолжайте лайкать наши посты, продолжайте поддерживать. Не оставляйте нас тут одних. Вы нам нужны.