Батюшка из YouTube: Бог и христианство ничего мне не должны

— Вы начали вести канал в 2015 году, довольно быстро нарастили аудиторию. Почему вы выбрали именно YouTube?

— Все сложилось так, как сложилось. В том году я выпустился из семинарии, целый год занимался самоопределением и понял: священники бывают разные. Есть священники-молитвенники, которые хорошо молятся, это точно не про меня. Есть священники-строители, которые хорошо строят храмы. Это тоже не моя история. Если мне дать кусок земли в поле и сказать: «Построй здесь храм», максимум, что смогу сделать — соорудить шалаш. Есть священники-ученые, которые занимаются исследованиями и пишут научные труды. И это тоже не про меня. А есть священники-популяризаторы. Я понял, что мне комфортно находиться в этом поле. Вторая вещь — нужно заниматься тем, что нравится, иначе выгоришь и бросишь. Так что я гармоничным образом пришел на YouTube, хотя, если бы дело было в 2022 году, то скорее всего это был бы TikTok. Хотя у меня есть и TikTok.

— Потому что вы стремитесь к молодежи, а TikTok — более «молодая» площадка?

— Первые ролики в ютубе были попыткой обратиться к молодой аудитории, вроде старших школьников. Признаю, это была попытка быть не собой. Сейчас статистика на ютубе показывает, что чаще всего меня смотрят мои ровесники, и аудитория растет вместе со мной. Сейчас это на 70% мужчины, 25-35 лет. Я человек своего поколения, который использует культурные коды, которые быстро этим поколением считываются. Думаю, если через 10 лет продолжу заниматься тем, что делаю, моя аудитория тоже вырастет.

Кстати, уже устал воевать со стереотипом о том, что меня смотрят 15-летние девушки-подростки. Думаю, у них другие интересы.

— Вы не даром сделали ремарку про свое поколение — православная церковь сама по себе считается довольно архаичной, а современный мир требует чрезвычайной гибкости. Каково искать общий язык с аудиторией, которая уже не просто делится на верующих и не верующих, мужчин и женщин, а, например, есть люди, осознавших себя вне бинарной гендерной системы?

— Если в целом сказать про тему отношений, гендеров и самоиндентификаций, то у меня есть ответ из двух частей. Первая часть: я бы хотел больше общаться с такими людьми, чтобы больше узнать о том, что важно для них. Генеральная установка в том, что я вижу в них в первую очередь людей. Недавно смотрел интервью с женщиной, которая в силу обстоятельств и личного выбора стала идентифицировать себя как оно. Мне очень понравились ее слова о том, что она хотелы бы, чтобы в идеальном мире люди реагировали не на внешность, гендер или что-то еще, а видели просто других людей. Наверное, это то, о чем говорит христианство.

Вторая часть: у меня просто нет реального опыта общения с людьми на эти темы. Честно, не то чтобы я стараюсь его получить — жизнь сейчас очень сложная, и так уходит очень много сил на то, чтобы пережить эту зиму. Немного боюсь говорить на эти темы, потому что вокруг них много мифов, и, думаю, я сам живу в этих мифах. Это всегда очень острые темы, которые могут причинить боль или спровоцировать скандал. Поэтому пока держусь подальше.

«Священник не заперт в храмовом пространстве»

— В определенном смысле, вы сами знаете, как идти против системы. Не каждый верующий, не говоря уже о священнослужителях православной церкви, семь лет назад считал ютуб достойным занятием.

— Все-таки проблема гендерной самоидентификации и роликов в ютубе совсем разные. И если я влез в одну драку, это не значит, что я должен влезать во все другие. В случае с ютубом было понятно на уровне ощущений, что из этого может получиться что-то хорошее. Если семь лет назад мой канал действительно был феноменом даже в масштабе церкви и на меня смотрели по-разному, то сейчас священники, которые что-то говорят, что-то снимают, что-то пишут — это рутина. Уверен, что теперь у каждого десятого священника есть свой телеграм-канал. Вопрос масштаба — насколько эти каналы популярны. В ютубе священников меньше: если говорить про беларусскую церковь, их не больше пяти, если про русскую, то их около десятка. А если в целом про христианство — то их сотни.

— Как вы сохраняете баланс между тем, чтобы быть популярным блогером, и теми обязательствами, которые так или иначе накладывает на вас сан священника?

— Прежде всего, я не должен быть популярным блогером. Это производное. Задавал себе этот вопрос лет семь назад и даже пытался придумывать какие-то формулы, но потом понял, что нужно быть самим собой. Понимаю, что звучит это банально и скучно, но как только начинаю играть в какого-то старца, умудренного жизнью, это так же смешно, как и в случае, если бы я пытался походить на тинейджера. И та, и та крайности одинаково нелепы и смешны. Выход один — быть собой. Меня не смущает, что священник не заперт в храмовом пространстве и помимо благочестивых благоуханных слов, которые мы стереотипно хотим от него услышать, он занимается чем-то еще. При этом я буду первым, кто скажет: не буду этого делать, если что-то будет для меня неестественным. Например, танцевать хип-хоп. Понимаю, что для кого-то это важно и кто-то через хип-хоп познает мир, но для меня это не естественно. И если начну этим заниматься, все сразу поймут, что что-то неправильно. Но допускаю, что существуют священники, которые находятся в субкультуре, где танцевать хип-хоп естественно и важно. Это как все картины мира рисовать одним маркером. Нам нужно много разных красок, чтобы получить всю эту прекрасную живопись. Нельзя вылечить все болезни одной таблеткой. Все болезни разные, и лекарства от них разные. Так и священники должны говорить на разных языках.

— Когда вы начинали канал, у вас были определенные цели и желания. Насколько они изменились со временем?

— Прежде всего, я вырос. За семь лет многое изменилось. Последние два года очень много значили для всей беларусской нации. Очень нравится такое сравнение: ютуб сегодня — это как книгопечатание в 16 веке или дороги во времена Римской империи. Это новое средство для достижения аудитории. Как две тысячи лет назад апостолы пользовались римскими дорогами, чтобы говорить о Евангелии, также и я пользуюсь «дорогами» моего времени. Просто сегодня это ютуб. В остальном, наверное, только стал немного лучше снимать.

Церковь — не магия, велосипеда не будет

— Ваша задача — не только самому сохранить личный ресурс для работы, но к вам и люди приходят вроде как не в булочную, а за спасением вечной души…

— Иногда кажется, что как раз-таки приходят как в условную булочную, где, если правильно помолиться, прочитать какие-то правильные тексты, купить какое-то нужное количество свечек, то можно будет вымолить себе трехкомнатную квартиру или велосипед. Чем это отличается от похода в булочную, сказать не берусь, однако это все что угодно, но не христианство.

— Что же такое христианство? Последние два года беларусы просто не могут выдохнуть, такое впечатление, что гравитация становится сильнее, и не остается никакого места для любви. Только горечь и ненависть.

— Когда впадаю в уныние, тоже задаю себе этот вопрос. Стоит при этом сделать ремарку, что кризис веры — это нормально. Вера — это не абсолютное знание, а путь с доверием к окружающему миру, обстоятельствам, людям и Богу. Понятно, что доверие — величина непостоянная. Нормально проходить через кризис и искать новые ответы. Верующий, который ответил на все вопросы, скорее всего, не очень в ладах с собой. В плохом смысле это фанатизм, который мешает увидеть живого Бога.

Сейчас у меня нет ответа на ваш вопрос. Могу описать только несколько векторов мыслей, которые чаще всего занимают меня в последнее время. Первый: вера имеет куда больше общего с доверием, чем со знанием. Это всегда немного про кризис. Даже среди апостолов был Фома, которые говорил, что пока сам не увидит раны Христа, ни во что не поверит.

Второй вектор: Бог и христианство ничего мне не должны, а самое главное, ничего не обещали. Мы привыкли думать о том, что ты пришел в церковь, и все будет хорошо. Это не так. Прежде всего, церковь не дает инструкций, как надо или не надо жить. Скорее, она рассказывает о том, что есть закон любви, к которому стоит стремиться.

Третий: церковь — это не магия, и выпросить себе велосипед или здоровье с помощью религии точно не получится.

Четвертая мысль мне очень нравится: Бог для христиан — это личность. С Богом у вас могут быть совершенно уникальные отношения, которые можно строить по-разному. И Бог находится примерно в том же положении, что и мы. В том смысле, что он не следит за нами, а страдает вместе с нами. Он дал нам свободу выбора, которая, в свою очередь, ограничивает его свободу. И когда в одном месте собирается много свободных людей, из этого может получиться все что угодно.

— Выходят довольно жестокие уроки…

— Согласен. Сейчас я говорю красивые слова, но сам, повторюсь, не всегда чувствую солидарность с ними. Когда у соседей война, процентов 90% этих красивых слов кажутся не совсем применимыми.

Кризис веры

— И если уже пошла речь о кризисах, то очевидно, что православная церковь сегодня потеряла очень много доверия со стороны своих прихожан. Не станут ли сегодняшние события причиной падения церкви?

— Уверен, что не станут, и даже наоборот — сегодняшний кризис может быть предвестником большой трансформации. Так уже было, например, с католической церковью после Второй мировой войны. У них вообще сложилось тогда много обстоятельств, которые очень плохо отразились на церкви. Они вляпались в сотрудничество с тоталитарными режимами, так что после Второй мировой был массовый исход прихожан. Более того, это был огромный кризис и для священников. Есть законы риторики — то, о чем я говорю, должно хоть как-то воплощаться в жизни. Иначе и люди вокруг потеряют доверие ко мне, и я сам себя перестану уважать. Самый простой пример: выступаю за здоровый образ жизни, а ночью из-под полы продаю алкоголь. У меня уже будет внутренний кризис, а если об этом узнает кто-то извне, будет совсем беда. И у католического духовенства этот кризис произошел, когда, с одной стороны, они учили любви и свободе и другим прекрасным христианским вещам, а с другой — запятнали себя сотрудничеством с гитлеровцами, например. Этот внутренний конфликт заставил их измениться и начать мощное движение преобразования католической церкви. Так она стала такой, какой мы знаем ее сегодня.

Думаю, что бы ни происходило, религия не занимает настолько большое место в головах людей. Сегодня они с ней не дружат, а завтра новая церковная риторика может дать импульс для похода в храм. Это раз. Два: у людей есть базовая потребность в поиске высшей цели. Зачем люди приходят на Пасху в церковь раз в году? С точки зрения священника, это не прихожане, их отношения с христианством чаще всего колеблются где-то в районе нуля. Но зачем-то им это нужно. Возможно, то, как мы говорим сегодня, не резонирует с их душами, но, может быть, через какое-то время слова смогут попасть в цель. Так что все, что происходит в мире и в нашей стране сегодня, — это повод преобразоваться.

БЛИЦ

— Вам нравится тот продукт, который вы делаете на ютубе?

— Есть ролики, в которых все, в том числе и я как персонаж, выстроено гармонично и красиво, а есть ролики, где я просто никак не вписываюсь в окружающее пространство. Поэтому выходит немножко страшненько. В целом, еще есть над чем работать.

— Почему вы обсуждаете на своем канале «Властелина колец» Толкиена?

— Потому что «Властелин колец» — это хороший повод поговорить о нас, оторвавшись от текущей сферы. Сейчас о чем ни заговори, упрешься в актуальную повестку. А «Властелин колец» — хороший повод уйти от — в самом плохом смысле — срачей и сказать то, что важно. Просто слова о любви всех друг к другу.

— Вы когда-нибудь интересовались тем, привели ли ваши видео кого-то в церковь?

— Статистики у меня нет, собственно, как и задачи привести человека в церковь. Мне бы хотелось для тех, кто видит тему церкви как закрытую, неинтересную и, возможно, даже немного маргинализированную, вывести из зоны запретного. И живи с этим как хочешь. Пусть эта мысль будет внутри, а дальше она уже может во что-то трансформироваться. Или нет. Но церковь точно станет понятнее и ближе. И тут точно знаю, что справляюсь с этой задачей. Иногда получаю сообщения: отношение к церкви никакое, но мне открывается новый мир, по-своему интересный.

— Последний вопрос. Все-таки батюшка или блогер?

— Саша. Вообще я много думал о том, кто я: священник, вокруг которого настроена моя личность, или личность, вокруг которой настроено вообще все. Понял, что для меня как для христианина важнее всего просто быть личностью. Так что я Саша, христианин, в своем христианстве священник, а мой способ воплощения моего священничества — в том числе и публичная деятельность, блог.