Интервью

Национальная идея — ровно на втором месте

Глеб Ковалёв

Национальная идея — ровно на втором месте

В оборонительных башенках варшавского моста Понятовского уже давно держат оборону разве что от скуки — здесь всегда много молодежи, пива и болтовни. Недавно в мосту открылось беларусское место — хотя его создатели не хотят сосредотачиваться только на беларусах и ждут, что сюда будут стекаться мигранты отовсюду (и чувствовать себя как дома). Однако наблюдательного не обманешь: «Карма-бар» родился в Минске (там его закрыли в марте), потом, вместе с сотнями беларусов, второй «Карма-бар» оказался в Киеве (продолжает работать и в военное время), а теперь вот — новые точки: Варшава и Гданьск. Sojka поймала за хвост арт-директора «Кармы» Глеба Ковалёва и расспросила о том, что особенного в бренде и стиле работы «Кармы». Внимание: в тексте есть готовая бизнес-идея для тех, кому близок стиль бара.

— Вы планировали открываться в Польше, или это вынужденный шаг после начала войны?

— То, что мы открылись в Варшаве, не связано с войной, но война в значительной степени поспособствовала тому, что это так быстро произошло. Мы уже давно говорили о том, что стоит ехать в Варшаву, открывать новый «Карма-бар», возможно, уже больше как клуб — за референс брать что-то такое как Минский «Хулиган», что-то гораздо более открытое к людям. Я приезжал в Варшаву, нашел ведущих партнеров, но ничего не начиналось, так как моя девушка оставалась в Киеве. Но война, которая разразилась в феврале, все ускорила. Мы уже знали, что она будет, и передали ключи от «Карма-бара» нашим братьям и сестрам, которые могли бы защищать страну. Я сам физически не готов воевать, я даже никогда ни с кем не дрался.

Национальная идея — ровно на втором месте

— Что значит — передали ключи?

— Там был гуманитарный хаб. Сейчас там остался только один из моих ведущих партнеров, с началом войны он всего несколько дней провел во Львове и вернулся в Киев. Сейчас он продолжает делать бар один в Киеве, но это трудно. Мы же всегда были впятером. Все обсуждали, готовили. Я — арт-директор, специалист по связям с общественностью, а он — технический директор, тот, кто строил бар и контролирует физические процессы.

Нам тоже нужно там бывать, но мы пока не понимаем, как ездить и возвращаться. У меня есть посвідка* украинская, но она уже заканчивается, а я не такая известная личность, чтобы мне просто так ее продлили.

Пока в Киеве от нас никто не требует платить аренду, мы платим только коммуналку. Для нас не такая проблема поддерживать этот бар искусственно, ведь это наш символ свободы, это наш способ показывать, что мы против тоталитаризма, это бар момента, который мы описываем одним словом — приватность.

* вид на жительство

Национальная идея — ровно на втором месте
Национальная идея — ровно на втором месте
Национальная идея — ровно на втором месте

— А здесь?

— А здесь у нас бар про культуру, современное искусство, место встречи. Едзэне веганске, культура мигрантска. Сейчас наши посетители — на 95 % беларусы. Но в Беларуси когда мы встретились, мы же не встречались из-за того, что мы беларусы. Это был просто бар, для студентов и маргиналов, как я говорил. Здесь, в Варшаве, это уже часто айти-тусовка, взрослые люди, которые хотят еду помоднее и так далее. Но у нас все равно достаточно демократично. Этот бар в Варшаве — это как бы мы сделали бар в Минске, если бы у нас был опыт сразу. Например, соседей просто не должно быть. Ведь всегда будет какая-нибудь бабушка, которая просто желчью брызжет, глядя на вас. Надо мной в Беларуси все смеялись, когда я других усмирял, просил, чтобы были тише. А между тем в Беларуси вообще иначе нельзя, так как повсюду абсолютный полицейский контроль, такая чистота искусственная.

— Но сначала вы открыли бар в Минске. Были надежды на изменение ситуации?

— Мы просто что-то делали. У нас не было какого-то глубокого анализа ситуации. Просто пришли люди, сказали: «Вот вам деньги, открывайте бар», мы и открыли. Но благодаря тому, что наш бренд тогда физически родился в Беларуси, жизнь изменилась навсегда, мы стали первым настоящим культурным международным брендом, который родился в Беларуси, но успешно интегрирован в соседних странах. Правда, мы не позиционируем его как беларусский бар, это мигрантский бар и благотворительное мероприятие. Но дальше мне не хочется делать только бар, мы продолжим делать настоящий бизнес. У нас будет ювелир, мы будем шить одежду, делать шелкографию, принты, стикеры. Это будут разные бренды, не «Карма». У нас здесь такая система инвестирования — у каждого бара от 8 до 12 инвесторов, совладельцев, друзей. Мы работаем только с друзьями и никто не инвестирует много денег одновременно. Да, я бренд-owner, у меня 50 % бренда, как и у моего друга Александра Качана, который сейчас открыл бар в Гданьске. Но нет такого, что я пришел, крепкий хозяйственник, сказал — и все выполняют.

— Вспомним крепких хозяйственников. Как на вас повлиял 2020 год?

— После выборов я сразу знал, что делать. Я уехал в Польшу, потом в Украину. Я всем говорил, что пора спасаться, но меня тогда никто почти не поддержал, видимо, я опередил время. Как только я свалил, для меня все стало очевидно: как действовать внутри эмигрантской тусовки, как открывать бары, как искать деньги. Но мои друзья, которые оставались в Беларуси, еще сомневались в моем ментальном состоянии.

Сейчас в нашей работе самая большая проблема — как научиться жить без крепкого хозяйственника, это то, чему я здесь всех обучаю. И понемногу получается. Здесь, в варшавском баре, я уже ничегошечки не сделал собственными руками.

Национальная идея — ровно на втором месте

— А инвесторы все парни?

— В варшавском баре уже появились инвесторки.

— Но все — беларусы?

— Ну да. Хотя в Киеве есть среди инвесторов один пакистанец, я познакомился с ним на свой пятый день в Киеве. Он решил вложиться в наш бар, хотя сам никогда в нем не был.

— А стать инвестором может каждый?

— Да, но деньги здесь на втором месте, для начала необходимо быть друзьями. Нужно ощущение, что мы можем выпить вместе пиво, кофе, поговорить. У нас нет просто бизнеса, есть сообщество. Нет господ, есть сотрудничество. Этому я научился в Беларуси еще до выборов, во время ковида. Беларусь времен ковида — моя Беларусь, которой я горжусь. Когда этот дол***б что-то там говорит, но никто его не слушает, все думают: куда донатить деньги, чтобы не сдохнуть. Мы все сами сделаем, только не мешай. Это — моя Беларусь, которую я привез сюда, в Европу. Я тоже видел здесь какие-то бизнес-митинги беларусов, это не интересно, там вопрос основной — кто мы и чего здесь собрались, а не что и кому мы хотим продавать. Я же всегда должен знать, что и кому. Только не «что» в смысле — крафтовое пиво, а «что» в смысле — какой экспириенс.

Национальная идея, безусловно, важна. Но этому меня научила не Беларусь, а Украина. Еще там я научился, что нужно в некотором смысле быть наглым. Ведь без амбиций ты ничего не сделаешь.

— В Польше просто открыть бар?

— 100 дней.

— Это много?

— Это почти ничего! Это чрезвычайно быстро. Правда, каждый раз я показывал свою украинскую посвідку. Кстати, никакой дискриминации по национальному признаку я здесь ни разу не испытал.

Национальная идея — ровно на втором месте

— А откуда вы знали, что будет война?

— Я был убежден, что они будут аннексировать Мариуполь, что там будут захватывать территории, однако про Ирпень, Бучу я не догадывался.

Накануне войны мне позвонил мой друг и сказал, что сейчас начнется война, а мой бар — хорошее бомбоубежище. И все. Я так и досидел до взрывов, играл в комп, услышал взрывы и начал всех обзванивать, через два часа мы уже стояли на выезд из Киева.

— Война вас заставила пересмотреть что-то в жизни?

— Мою русофобию. Больше у меня нет друзей в России. Каждому из них я написал в личные сообщения, что помог бы им интегрироваться в новую среду, если бы они уехали оттуда, но они отвечали, что нет, они против войны, за свободу, за любовь, поэтому будут продолжать играть свои диджей-сеты. Они отказались принимать коллективную ответственность, поэтому мы их кэнселим, их больше не существует. Мать двух детей, которая работает на заводе, я кэнселить не буду, но хипстерскую чувиху, которая имеет возможность уехать, диджея, которые продолжает играть на торжествах, да. Понятно, что, в конце концов, они все свалят, но мы их закенселим. Ведь это пассивная легитимизация диктатуры путем принятия. «Мы просто играем вечеринки». Для меня и для моего сообщества это коллаборанты.

И я был частью легитимизации режима! Когда мои друзья пропадали в тюрьме за косяк, я говорил: все хорошо, делаем мероприятие. Но я больше таким не буду.

— Расскажите обо всех других «Кармах», некиевских.

— В Варшаве мы уже работаем, на открытие к нам пришло очень много людей, видимо, человек 500. Они выпили все пиво два раза: раз выпили, мы дозаказали — они выпили снова. В Гданьске будет совсем другое место, без вечеринок, такое веганское бистро с собственным шеф-поваром и галерея с нашей собственной кураторкой. Если же случится так, что мы откроемся в Берлине, то там нашей концепцией будет «антиимпреза». Ведь Берлин сам по себе — это сплошная вечеринка, а у нас будет что-то другое, спокойное место с лекторием, очень хорошая веганская еда. Чтобы там всегда был супчик; ты приходишь — мы о тебе заботимся, кормим тебя. Поэтому наша идея — это адаптивность.

Национальная идея — ровно на втором месте
Национальная идея — ровно на втором месте

— Ваша мечта как выглядит?

— Я бы хотел построить район по примеру антигетто. Когда какой-то неуспешный квартал группа людей, с помощью денег и интеллекта перестраивает в безопасное коммьюнити, в свой новый дом. Где безопасность будет настоящей, а не иллюзорной, которую мы имели в Беларуси. Чувство безопасности нам всем еще нужно восстанавливать. Я бы хотел построить такой дом, где национальная идея будет ровно на втором месте.

— А на первом?

— А на первом — что и для кого они делают. Но я очень постепенно иду к этой мечте. Мне всегда нужны те, кто будет делать что-то руками, кто будет играть со мной в мои игры. Раньше, когда я пытался донести свои крейзи-идеи до серьезных, «взрослых» людей, до политиков, они воспринимали меня как некоего фрика и не соглашались играть со мной в мои игры. А дети будут со мной играть. Но у кого дети — у того будущее.