Интервью

Художница Катерина Дубовик: наша боль — это очень сильный клей

Художница-иллюстраторка о детских книгах и недетских дилеммах.

Художница Катерина Дубовик: наша боль — это очень сильный клей

Вы узнали бы Катерину Дубовик, если бы случайно встретили. Может, сама художница и проскользнула бы мимо вас, анонимная и незаметная, но вот ее работам вряд ли удалось бы сохранить статус инкогнито. Раз увидишь — а потом узнаешь повсюду, преимущественно в детских книгах. Хотя сама Катерина говорит, что для нее особая удача — иллюстрировать взрослые. Сейчас впервые с 2019 года она иллюстрирует книгу для беларусской аудитории. Наш разговор без пафоса и без цензуры. Катерина говорит, что думает, Сойка записывает.

— Что вы сейчас делаете — может, получили какую-нибудь престижную стипендию?

— Нет, никаких стипендий я не получала, бывали резиденции, выставки, а стипендий нет. Я, видимо, типичная беларуска: всегда думаю, что другим, может, важнее и нужнее, не стоит занимать чье-то место. Сейчас работаю над анимационным проектом, меня пригласили туда художником, и это мой первый такой опыт. Я не очень представляю, что получится, но надеюсь, будет стильно. А второй проект — я делаю книжку «Волшебник страны Оз» для беларусского издательства. Как бы странно это ни звучало для нынешних времен. Но об этом мы поговорим, когда книга выйдет.

— Вы раньше рассказывали, что вообще не любите ничего показывать в процессе.

— Это такая профессиональная привычка иллюстратора, когда точно не знаешь, одобрит ли издатель, если будешь выкладывать что-то во время работы. Да я и не люблю делиться в процессе, ведь это выглядело бы так, словно я требую мнения или одобрения от инстаграмного зрителя. А поскольку это неправда, я этого не хочу делать. Я хочу принимать решение самостоятельно, независимо от мнения публики. Если ты художник-новичок, молодой, о тебе никто не знает, то тебе нужно привлекать внимание к себе, а если ты художник, который уже давно работает, для тебя есть такая штука как патреон, и зачем что-то показывать бесплатно. Это уже привилегия, которая каждому не должна быть доступна.

— Иллюстратор и художник — это надо разграничивать, или это тоже самое?

— Я на стороне тех, кто разграничивает. Это не потому, что иллюстратор — что-то худшее, а потому, что часто несведущие люди воспринимают иллюстратора как того, кто будет на заказ что-то конкретное делать по их пожеланиям. Есть искусство иллюстрации — это отдельное течение. Есть выставки художников-иллюстраторов. Мне, например, никто не говорит, что точно я должна делать, я решаю сама, это нормальная работа художника. Поэтому художники хотят так защититься, мол, я не иллюстратор, не буду просто исполнителем любых дурацких пожеланий, я художник и имею собственное мнение.

Художница Катерина Дубовик: наша боль — это очень сильный клей

— Ваши работы часто мрачные, даже страшноватые, есть люди, которым эти иллюстрации кажутся не очень детскими.

— Я видела отзывы разные на мои книги, не очень приятные тоже, сейчас это почему-то изменилось, и я вижу много хороших отзывов. Обычно умные люди не пытаются выпячивать свое мнение и не спешат говорить, что им что-то не нравится. Так делает особый тип людей. Я всегда говорю: у вас есть огромный выбор, что можно купить. В магазинах достаточно книг с детскими картинками на ваш вкус. Можно просто сделать допущение, что не все дети, не все люди — такие же, как вы. Обычно мои книги выходят небольшими тиражами — 500, 1000 экземпляров. Для книг, которые я оформляю, 1000 — это максимум. Можно допустить, что на 1000 моих некрасивых книг найдется соответствующее количество странных людей, которым рисунки придутся по вкусу. На Западе такого нет, там неприлично приходит и говорить: «Мне не понравилось». Они лучше просто пройдут мимо.

— Выходит, вы чаще работаете с западными заказчиками?

— Если посчитать все, что я сделала, то беларусских проектов было больше.

— В целом работа с беларусскими издателями и западными сильно отличается?

— Да, хотя все зависит от конкретных ситуаций и людей. Я не говорю о всех беларусских издателях, я сталкивалась с прекрасными людьми, которые уважают чужой труд, но бывало и по-другому. Возможно, то, что я скажу, будет неожиданностью для беларусских издателей, но обычно художники разговаривают между собой. Это очень узкий круг. Если вы к кому-то относитесь плохо, то это все знают. Обычно бывает просто неуважение, неуважение к чужому труду, к той работе, которую делает художник, да не только он. Над книгой работает много людей. На Западе каждый человек в этой цепи относится к другим с уважением, он знает, что он профессионал, который делает тяжелую работу, и вокруг него такие же профессионалы. Мне кажется, в нашей среде такое отношение попросту отсутствует. К тому же, например, в Беларуси часто в этой цепи меньше людей. Нет арт-директора, дизайнера — это все делает художник. Издатель делает вид, что так и надо, платит копейки, а на прощание говорит: «А мне твоя работа не очень и нравится». Ну, спасибо.

— Мы разговариваем об этом в достаточно специфический момент, можно сказать, трагический для беларусской культуры, издательского дела — многие издательства закрыли, путь книги к читателю будет еще более усложнен.

— Я не считаю, что сейчас не момент, чтобы озвучивать проблемы. Я, честно говоря, наелась неозвучиванием проблем. А как мы их решим, если не будем говорить о них? Я считаю, что такая ситуация сложилась из-за того, что самих издателей очень мало, тебе некуда пойти: и там не очень, и там не очень, но все же лучше, чтобы книжка была, и все равно к кому-то пойдешь. И оттуда появляется такая развращенность, которая сильно портит дело.

— Вы живете в Амстердаме. После 2020 года в вашей жизни что-то сильно поменялось?

— Все поменялось. Люди говорят сейчас, что у них жизнь разделилась на «до 2022-го» и «после». А у меня — на «до 2020-го» и «после». Изменилось просто ощущение этого мира, то, что было, больше так не будет. С точки зрения издательской работы, для меня ничего не поменялось. Последняя моя книга для беларусского издательства была в 2019 годе, потом было только западные проекты, и вот теперь новый заказ. Однако есть осознание, что то, что сегодня издается — еще большее чудо, чем раньше. И есть личное ощущение действительности, Родины, дома, который теряется постоянно. Все стало гораздо сложнее, чем раньше. Если что-то делается и получается, оно приобретает новый смысл, не просто приятно и кайфово от сделанной работы, а есть осознание, что ты сделал это вопреки всему.

Художница Катерина Дубовик: наша боль — это очень сильный клей

— А беларусы в зарубежье теперь стали иначе себя вести?

— Да, кажется, до 2020 года беларусы за рубежом старались быстрее ассимилироваться, но сейчас есть много вещей, которые нас объединяют и связывают. Эта боль, которую постоянно люди переживают, — это очень сильный клей. Когда разговариваешь с европейцами, они сочувствуют, могут поддерживать, но они не понимают тебя так, как люди, которые через это проходят. И это нормально, они не должны это понимать, потому что эта ситуация в принципе не для людей. Я очень рада, что у них такого нет. Если бы у всех был такой опыт, это был бы очень больной мир. А он и так не слишком здоров. Но у беларусов все получится. Беларусы уже однажды доказали, что они классные люди, они такими были, и я не вижу, почему они не должны такими оставаться.

— Когда началась война, украинские художники очень творчески откликались на все события, появилось множество сильных картин, это выглядело также как арт-терапия для самих художников. А как вы в творчестве перерабатываете травмы?

— Когда начались все страшные события, я сделала серию работ, это не был заказ, это была потребность. Поэтому это и называется художник, а не просто иллюстратор.

Художница Катерина Дубовик: наша боль — это очень сильный клей

— Давайте вернемся к книгам.

— Книги для меня — не совсем коммерческие заказы, ведь за книги очень мало платят. Чтобы сделать нормальную книжку, нужно очень много перерабатывать. Я имею ввиду, по количеству иллюстраций, по времени.

— А если книга не нравится?

— Ну, что значит «не нравится»? Конечно, если там что-то по смыслу не нравится, типа, «давайте славить шовинизм», или вещи, в которые я не верю, — я от этого буду отказываться. Я отказывалась, например, от религиозных проектов, сразу сказала «нет». В то же время с современными авторами у меня такие отношения обычно, что, когда я вижу что-то в тексте, что мне не нравится, я могу посоветоваться, предложить что-то поменять.

Потом постепенно происходит погружение в книгу, в персонажей. Хорошая работа с персонажем — переживание его роли, ты вроде бы немного с ним живешь. Я разрабатываю персонажей, придумываю технику, дальше придумываю ситуации, композиции. Первые иллюстрации такие неуверенные — не знаешь, оно ли это, сработает ли, ты идешь по темному лесу. Потом оно становится ярче. С «Волшебником из страны Оз» я уже прошла этот этап, надеюсь, будет не очень плохо.

— У вас был заказ, который еще не пришел, заказ-мечта?

— То, что я мечтала сделать, я сделала. Я всегда считала, что Джордж Оруэлл — это работа мечты. И в прошлом году я ее сделала. Это и важная книга, и образы в ней классные, и сам текст довольно визуальный, не то, что нечего придумать, нарисовать. Я довольно много делаю детских книг, и когда приходит заказ на взрослую книгу, это очень круто. От такого не отказываются.

Художница Катерина Дубовик: наша боль — это очень сильный клей

— Это интервью будет сопутствовать гайду о беларусском искусстве. На правах рекламы ваших коллег, можете ли нам посоветовать, на кого из беларусских художников обратить внимание?

— Мне кажется, что Стася Соколовская — очень недооцененная художница. Очень тонкая, очень уникальная для Беларуси.